— Страна стала Вас узнавать после съемок в фильме Данелия «Не горюй»? — Это праздник, который всегда со мной: такая славная была атмосфера на съемках. На площадке собрались «сливки» актерского мастерства — русские, грузины, армяне. Я сейчас смотрю фильм, и очень больно: многих уже нет среди живых. Кикабидзе, Вертинская, я — и еще немногие остались. Георгий Николаевич Данелия создал такую дружескую атмосферу! Помните, в течение фильма все время все пьют и кутят. Он сказал: «Чтоб я не видел, что продукты, которые использовались на съемках, были несвежими». Настоящее вино, настоящий поросенок, никаких муляжей. А когда так делается, никто не злоупотребляет. Пили в меру. Интересно, кстати, мы закончили съемку и фильм стали дублировать. По-русски правильно все озвучили, но что-то потерялось. Соль какая-то, колорит. Решили, давайте мы сами озвучим по-русски, и правильно поступили. Этот акцент грузинский потом повторяла вся страна. — И все же Вы считаетесь не столько актером сколько режиссером? — После армии я четыре года работал в театре имени Морджанишвили: сначала в помсоставе, а потом помощником режиссера. Меня воспитали как сына полка. А однажды, случайно на улице меня встретил тогдашний министр культуры и сказал: «Слушай, Кавтарадзе, в Батуми нет главного режиссера, не поехал бы ты туда?». Он сказал это как-то между прочим. А я подумал: «Вах, а почему бы и нет». Мне было 28 лет, хотя и сомневался — как это я буду иметь свой театр? Но на следующее утро пошел к нему и спросил: «Это правда, то, что вы мне предложили?» А он уже даже забыл. Но очень обрадовался и согласился. Так я стал самым молодым главным режиссером в СССР. И работал в Батуми четыре года. Потом был главным в Кутаиси, Сухуми, Тбилиси. В ту пору не больно-то позволяли экспериментировать в театре. Это позже все стали к каждому спектаклю искать некий необычный подход. А я поставил там один из самых любимых своих спектаклей — «Двенадцатую ночь» Шекспира. Действие я перенес в… цирк. Все герои были цирковые артисты. Орсино поднимал гири, от трепетной любви — энергию некуда девать, Мария запрягала сэра Тоби и прочих, как дрессировщица. Забавный и очень неожиданный получился спектакль. — Это Ваш, условно говоря, почерк — пьеса нужна как повод для фантазии? — Я бы так не сказал. Всегда стараюсь вытянуть авторскую задумку разными путями. Многие мои спектакли последних лет называются «версия». Однажды меня спросили: «В чем состоит ваш стиль?» Я ответил: «Мой стиль — не иметь стиля». Так и сейчас считаю. Когда режиссер становится одинаковым — это и называют стилем. А стиль должен быть у каждого конкретного спектакля, и зависит он часто от актеров. Знаете, в последнее время наши братья актеры и режиссеры научились как-то много и красиво говорить. К чему я это говорю: создание спектакля — то же самое, как пишется стихотворение. Как это зарождается? Не знаю. Рассказать о рождении спектакля не могу. — И все-таки, почему сегодня Вы ставите «Белые флаги» в Таганроге? — Это другой вопрос. Ставлю здесь уже пятый спектакль. После чеховского фестиваля 1994 г. меня приглашают в Таганрог. Начинал с «Крестного отца» по-русски: перенес действие в Россию, потом был «Царевич Алексей», «На дне», «Гамлет». А сейчас решили, что нужно что-нибудь грузинское. Хорошо знаю местную труппу — в инсценировке много мужчин, и роли удачно распределялись на актеров. В этом театре меня уже давно принимают так, будто я здесь живу. —Как-то так случилось, что наши страны «разъехались» в разные стороны. Не обидно? — То, что происходит, просто глупость. Наш нынешний президент все время что-то ненужное придумывает. Итог плохой. Я не стесняюсь этого говорить. Смешно же, Европа объединяется, а мы были объединены и все разрушили. Но в искусстве мы не обращаем на это внимание. Работаем в России: и я, и Стуруа, и Чхеидзе, многие здесь и живут. Русский театр — это не только русский театр. Так же грузинский никогда не был только грузинским. Всегда шло глобальное взаимное обогащение. Вот пример понятности того же Думбадзе не только в России. Спектакль «Я, бабушка, Илико и Илларион» БДТ повезли в Лондон на русском языке. Думали, как англичане поймут эту грузинскую притчу. Но там есть фраза: «Что ты переживаешь, Кутузов был одноглазый, а войну выиграл». Думбадзе предложил вместо «Кутузов» сказать «Нельсон». Англичане так зашумели, обрадовались, когда услышали эти слова… И в нашем спектакле «Белые флаги» я многие специфические детали из грузинской истории меняю на местные реалии, и он в инсценировке приближается к вам. И еще я всегда помню, что любая пьеса — это действие, а не разговор на сцене. Она должна быть не только понятна, она должна захватывать зрителя здесь и сейчас. Мои спектакли — это всегда действие. — Нескромный вопрос: режиссер может быть богатым человеком? — Это художник, композитор, актер, писатель могут быть бедными. Режиссер должен быть богатым, чтобы ни от кого не зависеть, быть свободным в своих планах и делах. Потому что остальные творческие люди — индивидуальные. Писатель закрывается в «каморке» и пишет. Грубо говоря, у голодного даже лучше получается — без боли он не может. Режиссер — профессия, объединяющая многих и многих. И здесь нужны большие деньги. Я, к сожалению, человек не богатый. — За рубежом Вы много ставили? — Было время — много. В Болгарии, Чехии, Словакии. Грузинская классика пользовалась успехом всегда. В те времена это не приносило финансового капитала, но было очень важно для общения. Хотя я знаю — лучший театр — был советский театр. — Почему так много великих грузинских режиссеров. Менталитет у вас такой? — Кажется, Пастернак сказал, что любой грузинский поэт — дважды поэт. И гораздо больше это относится к актерам. Но все равно я не понимаю, что значит «театр грузинский» и «театр русский», да хоть марсианский, лишь бы увлекательный и профессиональный. Если говорить о разнице между грузинскими и русскими актерами, то она в разной театральности — грузины больше ориентируются на интуицию, русские — на логику и понимание того, что они делают. Грузины больше любят монологи, а русские — диалоги. А в данном спектакле с русскими актерами, но в грузинском тексте, еще раз хотелось убедиться, все-таки, что доброта — это самое ценное, что есть у любого человека. Думбадзе напоминает — в каждом человеке, даже самом страшном преступнике, есть что-то человеческое — он умудряется вызывать симпатию и сострадание ко всем. И я хотел этого добиться на сцене…

Наталия ЗОГРАБЯН