 |
 В детстве Давид Якобашвили, как и все мальчишки, собирал модельки машин и даже представить себе не мог, что станет известным коллекционером музыкальных автоматов. Шкатулки, шарманки, органы, механические пианино, рояли, музыкальные шкафы, маленькие коробочки и поющие механические птички стали серьезным увлечением для бизнесмена лет семь назад. — Как возник ваш интерес? — У меня так получилось. Мой шведский товарищ-коллекционер (Билл Лидваль, глава строительной компании и собиратель механических инструментов — «ЮР») был серьезно болен и решил, что детям отдавать коллекцию не имеет смысла — распродадут все, и собранное потеряется. Тогда он попросил меня забрать вещицы и сделать музей, я согласился, ну и тоже начал собирать. Потом, когда товарищ скончался, я с еще большим увлечением продолжил его дело. Каждый экспонат из трех тысяч в коллекции дорог для бизнесмена как ребенок. И дело совсем не в растущем спросе на такие вещицы. — Бизнесмены стараются вкладывать средства в другие вещи — яхты, клубы, машины... — Ну, это я тоже себе покупаю, у меня есть мотоцикл, на котором очень люблю ездить. А коллекция — это не вложение средств. Хотя, конечно, мои музыкальные инструменты из года в год растут в цене: особый интерес к таким штучкам проявляет китайский рынок, много покупают. Но я не собираюсь продавать свою коллекцию, по крайней мере, надеюсь, что такой черный день не настанет. Потому что такой разнообразной по составу коллекции нет в мире. Есть, конечно, собрания в Париже, Швейцарии, но не такие объемные. Там есть редчайшие экземпляры, которых у меня нет, их очень тяжело найти, к примеру, именные вещи Джеймса Кокса. У меня только одни часы этого мастера, а вот в китайском музее их восемь, в Эрмитаже — три или четыре штуки и еще «Павлин», которого все знают по заставке на канале «Культура». В моей коллекции есть авторские работы таких мастеров, как Жак Дроз, Роша, Виши, уже упомянутый Джеймс Кокс. Это великие имена! Как Страдивари в скрипичном искусстве. А уж по разнообразию самоиграющих инструментов моя коллекция самая богатая — и играющее пианино, рояль, танцующий под музыку клоун, поющие птички. Ведь увлечение человечества созданием музыкальных аппаратов началось еще в Древнем Риме, в Древней Греции. Древние мастера по-разному добивались звучания — под напором воды какой-то механизм приводился в движение, духовые инструменты начинали играть. Потом Леонардо да Винчи очень много работал над такими вещами, создавал спецмеханизмы, приводящие в движение музыкальные коробочки и шкатулочки. Правда, у меня таких старинных вещей нет, отсчет начинается с конца 17 века (музыкальные часы). Очень много вещей 18 века, тогда случился ренессанс различных шарманок, шкатулок, часов, поющих птичек. Много предметов делали во Франции, в Германии, в Англии. Причем специально для китайского рынка: часы, шкатулочки, патефоны, граммофоны, шкафчики — с китайскими сюжетами, темами. В 19 веке появились более модернизированные модели: симфонионы, цилиндрические музыкальные шкатулки, которые играли уже на железных цилиндрах (а до этого цилиндры были деревянными), потом пошли (150 лет назад) графонионы, после — граммофоны и патефоны. В 1870-е годы произошел расцвет механических пианино и роялей, и так до 1930-х годов. — Какую музыку исполняют ваши инструменты? — Очень много известных вещей, модных 150—200 лет назад. А если взять роллы, которых у меня больше 15 тысяч штук, так это различная музыка — и Мусоргский, и Верди, и Чайковский. Есть и огромное количество самых первых пластинок — Шаляпин, Карузо, просто голоса людей тех времен. — Неужели эти парафиновые ролики смогли сохраниться? — Все сохранилось. В личных коллекциях на Западе много чего в хорошем виде. Шипит, конечно, но это уже дело техники — оцифровать можно. Когда слушаешь старую шипящую запись Карузо — все равно понимаешь, что в наши времена, наверное, такого голоса нет! Там было перед чем преклоняться. Мы очень много чего реставрируем. Вот часы Кокса сейчас на реставрации в Эрмитаже. Но у нас есть собственная мастерская, где работает много народу. Там же в мастерских коллекция пока и хранится. В центре города, на Арбате, мы арендуем помещение. Конечно, все охраняется. Так что украсть что-либо будет сложно: раритеты не маленькие, большие вещи, да и продать их потом по-тихому вряд ли получится. Прежде всего меня знают многие коллекционеры, они со мной связываются. К тому же мониторим аукционы, участвуем в них. — А сталкивались с фальшивками? — Ой, очень много! В этой области столько Остапов Бендеров! Особенно много фальшивок среди лотов русской культуры — «современные Лансере и Фаберже». — Трудно найти людей, которые могут реставрировать такие вещи? — Очень тяжело. Мы таких людей ищем непрерывно. Вот часовщиков хороших у вас там нет, на юге? Мне хорошие часовщики нужны. Мы и жильем обеспечим, и зарплату хорошую дадим. У нас очень много часов — карманных с музыкой, больших настенных, напольных, настольных, каретных. Механизмов более 400 — а часовщиков нет. Наш мастер — золотой, но слишком загружен. Нам бы еще пару. Вот видите, даже рабочие места создаем. Ведь все можно восстановить — программу каждого деревянного ролика для механического пианино или шарманки приходится вручную восстанавливать. Там же все от миллиметра зависит — при воспроизведении музыки каждый зубочек, гвоздочек важен. Конечно, у нас линейки лучше, чем в те времена, штангенциркули тоже лучше, но все равно — это тяжелая ручная кропотливая работа. — Не понимаю вас, Давид Михайлович, зачем все это восстанавливать, если можно просто копить деньги и жить в свое удовольствие? — А я и так живу в свое удовольствие, все вышеперечисленное — мое удовольствие. — А есть ли у вас мечта? То, чего в вашей коллекции нет, но очень хочется? — Много чего хотелось бы: такие вещи, к примеру, как в Эрмитаже. Но у меня тоже есть то, чего нет в Эрмитаже — браслет с поющей птичкой. Это — «Страдивари», штучная вещь. А мечта — построить музей для своей коллекции, чтобы люди могли все это увидеть, услышать. Мне предлагали делать выставки — но это тоже очень сложно: в дороге все расстраивается, портится. Нужны определенные условия влажности, температуры. Вот я и подумал, сейчас все отреставрирую, потом все один раз перевезу, поставлю в музей — и все. Но это оказалось очень нелегко. Я до сих пор не начал строительство, слишком трудно сдвинуть бюрократическую машину. Я два года собираю документы, хотя у меня место — прямо вот здесь, перед моим носом, возле моего офиса. Центр Москвы, — поэтому очень много терний и преград. — Но вы же не для себя строите, а для России? — Ну, это мало кого волнует. Хотя Лужков (мэр Москвы — «ЮР») меня очень поддерживает, решает многие проблемы. Но воз пока и ныне там. Надеюсь, что в этом году начну строительство. Закончу через пару лет. Все-таки помещение большое — 10 тысяч квадратных метров. Зато все поместится. Там будут и экспозиция, и охрана, и штат, и мастерские. Причем не только музыкальные механизмы, у меня же еще есть коллекция серебра и хрусталя. Я заведомо иду на этот неприбыльный проект, ведь во всем мире музеи не окупаются. Но я просто сразу заявил, что все мои коллекции останутся в России. — Пока музея нет, можно увидеть вашу коллекцию? — Да, приходят люди, смотрят. Все мои знакомые, журналисты, чиновники. Большими партиями я, конечно, не могу принимать, а так... приходят за расслаблением. Невозможно понять, как это воздействует на человека, но какой-то эффект релаксации есть. — А кто еще собирает такие коллекции? — Бизнесмены собирают. Достойная коллекция у Виктора Вексельберга (председатель правления ОАО «Тюменская нефтяная компания», президент ЗАО «Ренова»), у Петра Авена (президент «Альфа-банка» — «ЮР»). Но все мы собираем разные вещи. — Будете работать в своем музее в качестве гида? — Вряд ли, может только в исключительных случаях. Кто-то же еще и работать должен, на все эти удовольствия деньги копить. Досье «ЮР» Давид Якобашвили родился в 1957 году в Грузии. Учился в Грузинском политехническом институте в Тбилиси. Специалист в области строительства и финансов. В 1992 году стал одним из основателей компании «Вимм-Билль-Данн». С июня 2001 года является председателем совета директоров компании «Вимм-Билль-Данн». Председатель правления компании «Тринити», председатель советов директоров «Центрально-Европейской пивоваренной компании (ЦЕПКО)» и компании «Русагропроект». Женат, воспитывает ребенка.
СПРАВКА «ЮР»
Всего в компании «ВБД» 37 перерабатывающих предприятий в России, Грузии, Украине, Средней Азии. Товарооборот в 2006 году составил $1,8 миллиардов. В ЮФО — Ессентукский завод минеральных вод, ОАО «Молочный комбинат» в Тимашевске, ЗАО «Гулькевичский маслозавод» в г. Гулькевичи. А также филиалы в Краснодаре, Волгограде и Ростове-на-Дону.
Светлана ЛУКЬЯНЧИКОВА
|
|
