 |
ЗемлякВ Грозном, в поисках «чеченских русских» корреспондент «ЮР» наткнулся на одной из городских строек на светловолосого и голубоглазого человека. К нему я и подошла с вопросами. — Вы из Ростова? Привет, землячка, — заулыбался строитель. — Это же моя родина. Как там парк Горького, все такой же красивый? А улица Энгельса? Переименовали в Большую Садовую? Надо же, как все меняется. Ну хоть памятник Ленину-то стоит? — Саламбек, — прервав поток воспоминаний, обратились к моему собеседнику стоящие рядом люди. И дальше пошел разговор на чистом чеченском. Однако земляком Саламбек оказался самым что ни на есть настоящим.
Чеченский исходКогда-то Центороевы проживали в совхозе «Золотое руно» Заветинского района Ростовской области. Глава многочисленной чеченской семьи работал животноводом и поднимал на ноги 11 детей. Младшие Центороевы ходили в русскую школу и по-чеченски говорили только дома, с родителями. Даже имена у местных чеченцев были переделаны на русский лад, Саламбека друзья называли просто Серегой. О том, что принадлежит он к могущественному чеченскому тейпу Центорой (его представители, Ахмад и Рамзан Кадыровы, сегодня известны далеко за пределами России), Серега даже и не задумывался. Жизнь текла как у всех — учился в Ростовском торговом техникуме, женился на красивой местной чеченке Мадине, работал в совхозе бухгалтером, гулял на свадьбах односельчан, строил дом для разрастающейся семьи, ухаживал за домашней скотиной, как все совхозники. — Как только началась первая война в Чечне, мы почувствовали, что-то должно произойти, — начинает рассказ Сергей-Саламбек. — Отношение односельчан не изменилось, но появилась какая-то настороженность. А потом приехали казаки. Представители войска Донского стали требовать, чтобы чеченцы убирались, мотивируя только одним — «наших там бьют — и вам будет несладко». Собирали местный сход, подзуживали местных, грозились принять более действенные меры. Всего в селе в 1993 году проживало около 30 чеченских семей, до сих пор мирно трудившихся на благо совхоза. Им-то и предъявлен был ультиматум. Основная претензия была такая — они занимают исконно русские рабочие места. Местные чеченцы всю жизнь занимались животноводством, на момент приезда казаков многих из них вообще не было в селе — находились на дальних животноводческих пунктах и о предлагаемом выселении даже не слышали. К чести односельчан никто открыто на сторону казаков не стал, хотя глаза от бывших чеченских однокашников прятали. — Мы подумали и решили не нагнетать атмосферу, уехать от греха подальше, — «Сергей» нервно закуривает. — Казаки «помогли» в одном — предоставили КамАЗы для перевозки всего того, что мы здесь нажили. Хоть бы подумали — куда нам все это перевозить? Мы в один день забили скотину, продали по бросовым ценам все, что было, чтобы оплатить транспорт, и отправились на незнакомую воюющую родину.
Война и мирМирные до мозга костей люди не понимали, что такое «война». — На первых порах военных действий, — вспоминает руководитель пресс-службы чеченского правительства Лема Гудаев, — даже грозненцы не понимали, что при свисте пуль нужно падать на землю, стеснялись на асфальт бухаться, и что война настоящая, не «киношная», идет без криков «Ура!» и эффектных сцен танковых атак. Что уж говорить о тех людях, которые вообще оказались в Чечне не по собственному желанию, без крыши над головой и без работы? — У меня на руках остались неработающая жена и заболевший после переезда маленький сын. Воевать я не умел, не хотел и, главное, не понимал зачем. Жить можно было только у родственников, у которых своя большая семья, да еще нас — четыре человека. Работы не было, и мы решили спастись от войны в Ингушетии, — продолжает Сергей-Саламбек. Автобус, на котором ехали из Грозного семьи беженцев, был обстрелян. Саламбек до сих пор не знает кем — федералами или боевиками. Половину дороги маленькие дети сидели на полу машины, а взрослые пытались закрыть их своими телами. Однако в лагере чеченских беженцев семью Саламбека тоже никто не ждал. Помыкавшись в чужой Ингушетии, Центороевы поняли, что от «родины» не убежишь. Тем более что в Грозный перебрались другие родственники из России. Думалось, что вместе будет легче. Родители и старший брат, оставшиеся в Ростовской области, помогли средствами на приобретение ветхого домика. Жизнь началась заново — была своя крыша над головой. Саламбек пытался заработать хоть чем-нибудь — убирал, шабашил. Мадина занималась детьми: старших пыталась учить, ведь в разъездах дети отстали от школьной программы, младшего — лечить, после трагического переезда он стал инвалидом. Но тут накатила вторая волна чеченской войны. На этот раз Центороевых из их жалкого домика «попросили» федеральные войска. Люди опять стали чеченскими беженцами в Ингушетии. — В тот год я начал курить, поверил в Бога и понял, что я — чеченец Саламбек Центороев и дом мой — Чечня, — признается мой собеседник «Серега». — Я решил при первой возможности вернуться на Родину.
Блудный сын?В Грозном говорят: «Каждый чеченец — строитель». Работает сегодня главным инженером СМУ №5 и бывший бухгалтер ростовского села Саламбек Центороев. Когда отстраивали проспект Победы и рабочие трудились в три смены — инженер не ездил домой, спал в машине, лично выбивал горячее питание строительным бригадам, заходил первым в разрушенные дома. Да и сейчас на объекте «Дом печати» Центороева можно застать в любое время. По-чеченски Саламбек уже свободно читает документы, подписывает сметы, хотя многие в первый раз принимают его за русского. — Корни, наверное, дают о себе знать, — объясняет Сергей-Саламбек. — Я, знаете, все-таки не выдержал, съездил как-то в мое бывшее село. Мой дом до сих пор стоит. В нем сейчас другие люди живут. Я попросился зайти, посмотреть… По-моему, даже обои в нем остались еще те, которые я клеил. Я, честно скажу, заплакал. Саламбек замолкает и закрывает лицо руками. Жизнь «Сергея» Центороева, несмотря на далекую родственную принадлежность к президентскому тейпу, сложилась совсем нелегко. Однако за помощью к важным персонам тейпа Центороевых Саламбек никогда не обращался. Зато за Рамзана Кадырова готов жизнь отдать. — Я не преувеличиваю. Понадобится моя жизнь — отдам, — уверяет меня Саламбек. — Я просто знаю, что пока он здесь — моим сыновьям не страшно будет жить в Чечне.
Комментарий «ЮР»
Депутат Госдумы РФ, зампред комитета по бюджету и налогам Сергей Штогрин: — До недавнего времени действительно не все деньги поступали в распоряжение правительства Чеченской Республики. Но и в других субъектах Федерации, особенно по строящимся объектам, нередко финансовыми заказчиками являются федеральные органы власти, агентства, ФГУПы по поручению агентства. Просто в Чечне это практикуется больше, чем в других республиках. Деньги, которые идут на стройку, чаще всего разворовываются и нуждаются в большем контроле со стороны федерального центра. Как пример: строили-строили школу, а потом ее взорвали. В результате и школы нет, и денег нет. А на самом деле строили ее или нет — никто не знает. Что касается вопросов социальных, я думаю, фактически все средства выдаются правительству Чечни, так же, как и другим субъектам Федерации. Если же брать капитальное строительство (восстановление мостов, дорог), здесь большинством денег распоряжаются представители федеральных органов власти. Контроль за федеральными деньгами в республике, которая, по сути, находится в состоянии гражданской войны, должен быть очень жестким. По поводу денег за чеченскую нефть могу сказать одно: налоговая система у нас для всех одинаковая. Законом установлен процент доходов от добычи нефти — около 5%. И мы не можем написать в законе — Чеченской Республике оставлять столько процентов, а Ханты-Мансийску — столько. В 2005 году в виде налога на добычу полезных ископаемых и углеводородного сырья в бюджет республики поступило 193 миллиона рублей, а всего было уплачено 3 миллиарда 870 миллионов рублей.
Светлана ЛУКЬЯНЧИКОВА
|
|
