 |
 — Считается, что ваш поступок переломил ситуацию в республике, которая в 1992 году балансировала на грани гражданской войны. Как это произошло? — В КБР была попытка переворота власти. Нальчик, по которому бродили вооруженные люди, был поделен на сектора. Я тогда работал в шестом отделе милиции, нес дежурство. Поступил сигнал, что один из террористов взял в заложники нашего сотрудника. Он держал его и гранату в левой руке, пистолет — в правой. Видимо, был под наркотическим опьянением, выстрелил нашему парню в висок. Произошла осечка. Я был ближе к нему, чем другие. Добежав, зажал его руки, в которых была граната. Борьба длилась 30—40 секунд. Я успел произнести: «Не взрывай, лучше срок». Потом прогремел взрыв. Боли как таковой не было, я встал. Подбежал коллега: «Адальби, посмотри вниз, наберись мужества, у тебя нет рук». Поехали в больницу, ампутацию провели аккуратно. Через полгода снова был в строю, в том же отделе. Потом успел и два отдела возглавить — по борьбе с коррупцией и по борьбе с преступными формированиями и сообществами. — Вас хотели представить к званию Герой России. — Были предложения: «Мы сейчас напишем заявление на имя президента страны, чтобы тебя представили к званию Герой России». Я отказался. Сейчас, как и тогда, считаю, что выполнял свой долг. Думаю, любой сотрудник поступил бы на моем месте так же — просто я успевал к террористу первым. — При каких обстоятельствах ныне покойный президент КБР Валерий Коков назвал вас сыном? — Мой поступок посчитали стабилизирующим фактором, который помог переломить ситуацию в республике. Что думал Валерий Коков, я не знаю, но он пригласил меня домой, сказал, что уважает меня и считает сыном. Путь бизнесмена — Говорят, что именно протекция Валерия Кокова помогла вам наладить бизнес внутри республики. — На тот момент без поддержки развивать что-либо было нереально. Когда я решал оргвопросы (выделение земли и прочее), я знал, что проблем не будет. Снимались все бюрократические препоны. Но когда говорят, что мне помогали бюджетными средствами, это чушь. Все было выстрадано — привлекали инвесторов внутри республики, вне ее. Приходилось убеждать людей, что бизнес у нас хороший, идеи перспективные. Нашлись инвесторы из Италии, из Москвы. Но это было не более четверти того, что требовалось на проекты. — С чего вы начинали и к чему пришли? — Это было начало 1990-х, когда бизнес только становился на ноги. Мы начали с одного маленького супермаркета в Нальчике — все торговали с прилавков, а мы хотели быть ближе к цивилизации. Первые автозаправки современного типа, как идею, в республику принес тоже я. Потом эту сеть мы продали «Роснефти». Больше всего в бизнесе мне нравятся кинотеатры. Сейчас у нас их два — «Эльбрус» (он был первый на Северном Кавказе) и «Восток». Правда, это почти социальный проект, рентабельность очень низкая — 60% выручки отдаем кинопрокатчикам. По «Эльбрусу», который мы построили лет семь назад, скоро выйдем на окупаемость. По «Востоку» это не скоро произойдет. — Каков масштаб вашего бизнеса сейчас? — Сейчас я не занимаюсь бизнесом — его ведут мои партнеры, я консультирую. Разрабатываю стратегию, помогаю привлекать инвестиции. Нужно отдавать отчет, что идет глобализация. Если один вид бизнеса приносит доход, то нужно иметь разработки, куда вложить прибыль на тот случай, если он станет менее доходным. На сторону я не даю консультаций — только своей кампании. Правда, все ее направления оформлены как отдельные юридические лица. Тому были свои политические предпосылки, с учетом 2003 года. Путь политика — Трещина в отношениях с Валерием Коковым произошла в 2003 году, когда вы решили побороться за мандат депутата Госдумы РФ и противопоставили себя спикеру парламента КБР Заурби Нахушеву, которого президент республики публично поддержал? Или отношения испортились раньше? — Так уж получилось, что отношения испортились без моего участия. Это было в 2003 году. Все в республике знают, каким образом проходили выборы в Госдуму РФ, какие препоны мне ставили. Но своего отношения к Кокову я не менял. Просто кое-кто из его окружения — нечистоплотные люди — стали между нами. И получилось то, что получилось. — Говорят, Коков лично просил вас не идти в Госдуму. — Перед тем как выдвинуть свою кандидатуру, я почти год вел консультации, «нет» мне не говорили. В том числе и Коков. Не знаю, почему потом ставка была сделана на Нахушева. Думаю, на Кокова повлияло его окружение. Он мне в очень некорректной форме заявил, что я не должен идти на эти выборы. Уверен, если бы мне по-хорошему объяснили — вот по таким-то причинам этого делать не надо, я бы принял другое решение. Но это был ультиматум. Госдума что, конечная инстанция в карьере? Да нет. Чем угодно можно заниматься. Но это стало делом принципа. — Вы же понимали, что против вас будет запущен административный каток — кампанию Заурби Нахушева курировали республиканские министры, вплоть до министра МВД Хачима Шогенова, который и вовсе считался в КБР всесильным человеком. — Шогенов действительно выезжал в мой район, курировал выборы. Команда была дана всем. Я прекрасно понимал, что чиновники вынуждены подчиняться — всем хотелось жить и работать в республике. Но были и перегибы. У кабардинцев есть пословица: «Послали за шапкой, принес вместе с головой». Находились люди, которые приезжали в мое родное село, моим учителям говорили: «Нехороший Адальби!» Такие вещи делать нельзя ни при каком административном ресурсе. Я это точно знаю. Распускались слухи, будто мою кампанию финансирует Борис Березовский, даже указывалось место, куда он прилетал. Меня пытались спровоцировать всеми способами, ждали, что я начну обливать грязью Валерия Кокова. Но я не позволил себе перейти на личности. — Зачем было идти на выборы, результат которых предрешен? — Я никогда не испытывал внутреннего страха. Мне говорили: «Вот, представляешь — не пройдешь! Что дальше?» Главное, из-за чего я пошел — понимал, что де-факто выборы выиграю. Я в этом был убежден на 100%. Эта кампания мне особенно нравилась — был азарт. Я провел более 180 встреч с избирателями, 85% из них — на улице, потому как в помещениях мне отказывали. Это была настоящая кампания. — Вас расстроил тот факт, что де-юре вы проиграли эти выборы? — Расстроил результат. Я думал, они попытаются сделать хотя бы что-то похожее на реальность: 45% на 50%, например. А они зеркально изменили все — 70% на 20%. — Почему решили судиться? — Махнуть рукой я не хотел, да и не мог. Пошел разговор, что меня из республики выгонят или убьют. Были слухи, что меня уже убили. Тем, что я из республики не уехал, что мой благотворительный фонд не закрылся, что не дал в обиду свой бизнес (говорили, что меня лишат всего), я доказал, что жив и буду жить. Ведь даже близкие люди считали меня уже, по крайней мере, политическим трупом. Какие только службы не проверяли объекты, к которым я имел хоть какое-то отношение. Но противники понимали, что покушаться на мое добро небезопасно, у них же тоже был страх. — Проиграв дело в Конституционном суде РФ, вы хотели обратиться в Страсбургский. Почему не сделали этого? — Пришел новый президент республики Арсен Каноков. Я же судился со старой властью, которая мне препятствовала. Новый путь — Вы были знакомы с Арсеном Каноковым до того, как он стал президентом? — Да. Он все это время жил в Москве, я — в республике. Но периодически мы встречались. — Когда поступило предложение идти в Госдуму РФ? — Первый разговор состоялся в 2006 году, через полгода после того, как Каноков стал президентом. Скажу откровенно, наученный горьким опытом 2003 года, я не особо на это рассчитывал. Точно знаю, что президенту говорили: «Шхагошев пошел против Кокова, может пойти против тебя». Но Каноков сильный человек и политик, трезво оценивает ситуацию. — Вы довольны тем, что добились цели? — Я же говорил, Госдума никогда не была для меня самоцелью. Москва — это центр, к Госдуме имеют отношение все политические силы. Где, как не здесь, можно продвигать республику? Процесс пошел — олигархи вроде Потанина уже хотят вкладывать деньги в КБР. Но пока многое держится на личных контактах Канокова. А деньги как приходят, так и уходят, если нет условий. Глава республики над этим активно работает. Ранее на один рубль, пришедший в республику, наседали пять надзирающих структур — пока не разворуют. Сейчас в КБР четко знают: инвестор — священная корова. — Говорят, Госдума — всего лишь машина для принятия нужных Кремлю законов. Вы согласны с этим? — Если делать выбор между тем, что было в 1990-х — масса независимых депутатов, но ни одного принятого закона, — то я предпочитаю нынешнюю ситуацию. Путин недавно сказал примерно следующее: «Мы достигли многого, но если дальше будем действовать таким же образом, придем в тупик». Я для себя так расшифровал: есть периоды, когда нужно собирать страну, выстраивать жесткую вертикаль. Но времена меняются. Будут меняться и подходы.
Досье «ЮР»
Адальби Шхагошев родился 6 июня 1967 года в селе Старый Урух (КБР). Окончил Кабардино-Балкарский госуниверситет, Российскую академию госслужбы. 1991—1996 годы — служба в МВД КБР. Начинал старшим оперуполномоченным УБОП, дослужился до начальника отдела по борьбе с коррупцией. Представлен к ордену «За личное мужество». Дважды избирался в парламент КБР — в 1993 и 1997 годах. В 2001-м организовал и возглавил Ассоциацию промышленников и предпринимателей КБР. Со 2 декабря 2007 года — депутат Госдумы РФ, член Комитета по труду и социальной политике.
Инга ПЕЛИХОВА
|
|
